Тюменская интернет-газета «Вслух.ру» попросила Татьяну откровенно рассказать о том самом спасении и своей работе.

— Татьяна Владимировна, вы помните тот случай?

 — Это была ранняя весна, март, кругом снег и холод. Мы заступили на ночное дежурство в деревне Успенка на трассовый медицинский пункт. Поступил вызов о ДТП, в котором пострадали дети. Мы приехали на вызов, кругом было много народу. Ко мне подошла женщина, она держала на руках крошечного ребенка, который не подавал признаков жизни. Отдала мне ее в руки и сказала: «Спасите, пожалуйста, мою дочь!» Я взяла малышку в машину. После осмотра выяснилось, что девочка находится в состоянии клинической смерти. Я начала ее реанимировать. Параллельно была вызвана бригада интенсивной терапии, когда они приехали, девочка уже была просто в коме. Сердцебиение и дыхание было восстановлено.

— Я правильно понимаю, что ребенок вылетел из машины?

 — Ее достал из сугроба какой-то мужчина. На девочке вообще не было никаких признаков травм, ушибов, крови. Я сначала подумала, что она лежала вниз лицом и могла задохнуться. Но причиной ее состояния все же оказались тяжелые внутренние травмы.

— Что помогло вернуть малышку к жизни?

 — Искусственная вентиляция легких, непрямой массаж сердца, капельница и адреналин.

— Страшно подумать, какая она была маленькая. Это не усложняло дело?

 — Когда работаешь в таких условиях, то все делается на автомате.

— Стал ли случай для вас особенным?

 — У нас к таким можно приравнять каждый. Когда трудишься на скорой, то чувствуешь дикий всплеск адреналина, это позволяет действовать быстро. После подобных вызовов долго не могу успокоиться, нужно время. Нервная система приходит в норму, когда заезжаем на станцию пополнять запасы и прибрать в машине.

Татьяна с сестрой

— Давно ли вы работаете на скорой? Что у вас за бригада?

 — На скорой я с 2008 года, а бригада — общепрофильная. В профессию пришла вслед за старшей сестрой. У нас разница в возрасте 14 лет, я буквально выросла на станции. Когда была маленькой, сестра брала меня с собой на работу. По вызовам я, конечно, не ездила, но «варилась» в этой атмосфере. Медики вокруг обсуждали интересные случаи, а я с седьмого класса читала медицинскую литературу сестры, приставала с вопросами о медицинских терминах. Раньше я смотрела на проезжающую скорую и представляла, что сама мчусь в машине. Потому и пошла на фельдшера.

— Наверное, и о трудностях были наслышаны?

 — Я не боюсь ни одного вызова. Знаю, что справлюсь.

— Работаете вместе с сестрой?

 — Такое не принято. Мы работаем на одной подстанции, но в разные смены и в разных бригадах. Но на семейных встречах работа — первая тема для разговора.

— Как в вашем окружении относятся к тому, что вы медик? Есть ли те, кто говорит: «Ой, у меня болит, посмотри»?

 — Постоянно, даже сегодня. Звонят и спрашивают, консультируются для родственников. Мамины подруги просят: «Спроси у Тани, что можно принять». Я уже привыкла.

— Давайте вернемся к бригаде, с которой вы работаете. Кто эти люди, на чье плечо можно опереться в сложной ситуации?

 — Один из них — наш водитель Илья Носарев. Он находился с нами на том ДТП. Кроме малютки, там были еще пострадавшие дети. Так вот он — молодец, успокаивал плачущих детей, помогал обрабатывать раны, убирал стекла с лица трехлетней девочки. Он был — мои вторые руки. Пока я откачивала девочку, параллельно подсказывала и ему: там кровь подотри, тут бинт завяжи. Все происходило здесь же, в салоне скорой, при мне. Он и психологическую помощь оказывал — пострадавшие дети боялись, что кто-то умрет. И напарница у меня замечательная. Она недавно пришла в профессию, но сделала это осознанно. Ей 28 лет, она закончила колледж в этом возрасте. Ей по-настоящему работа нравится, ее все интересует.

— Говорят, за первые годы многие молодые специалисты разочаровываются в трудной и грязной работе и пациентах. Это так? Что вы об этом думаете?

 — У всех по-разному. Есть такое понятие «скоровский человек». Это тот, у кого призвание, их сразу видно. Они не просто не боятся грязи, а умеют общаться с людьми. Я, например, людей вижу насквозь. На вызов заходишь — и понимаешь, как к тебе относятся. Это помогает правильно построить диалог. Кому-то такое сложно.

— На какие вызовы вы любите выезжать больше всего?

 — На экстренные неотложные. Потому что они интереснее, на них можно кого-нибудь спасти. Чувство, когда спасаешь человека — неповторимо. Вот пациент в критическом состоянии, а ты его возвращаешь и довозишь в стабильном состоянии до приемного отделения. Понимаете, он будет жить!

 — Как часто приходится сталкиваться с неадекватами? Оказывались ли вы в настоящей опасности?

 — Однажды мы приехали к женщине, которая испытывала боли в груди. Кардиограмма показала обширный инфаркт. Во время оказания помощи у нее случилось осложнение — остановка сердца. Ее нетрезвый сын был крайне агрессивно настроен. Дело было в одном из неблагополучных общежитий в центре. Найти нужную комнату нелегко, и мы попросили диспетчера, чтоб родственники нас встретили. Так вот он был недоволен, что ему пришлось это делать. Справиться с ним было сложно — он постоянно нам мешал, чувствовалась угроза за спиной. А мы — две девочки в форме! Пациентку мы потом «завели», дыхание восстановили, ее удалось увезти в больницу. Но если бы мы потратили драгоценные минуты на поиск комнаты, упустили бы время.

— Часто приходится хрупким женщинам-медикам самим нести пациента до скорой?

 — Когда есть возможность привлечь кого-то к транспортировке, мы ее не упускаем. Все еще зависит от тяжести состояния пациента. Если совсем все плохо, то мы сами несем, привлекаем водителя, родственников. Если дело ночью, и человек весит больше ста килограммов, то прибегаем к помощи МЧС.

— Возвращаясь к агрессивным пациентам — вы можете за себя постоять?

 — Первым делом в начале работы мы должны убедиться в собственной безопасности. Иначе как мы сможем кого-то спасти?

— Принимали ли роды? Часто? Почему рожают в карете скорой помощи?

 — В последний раз весной. Жительница окраины затянула с вызовом, и пришлось ей рожать у нас в машине. Ничего, крепенькая девочка появилась. Привезли их потом в роддом №2. Что сказать, бывает. Думала, поболит — и пройдет, а оказалось — роды.

— Как часто вы видите смерть?

 — На самом деле, нечасто. В последний раз это было падение — пожилая женщина упала с пятого этажа. А у меня в машине ни один не умирал.

— Медицинская сфера испытывает большие перегрузки в связи с ковидом. Что самое сложное в вашей профессии в последние пару лет?

 — Во время предыдущей волны коронавируса, в прошлом ноябре, было тяжело смотреть на пациентов. Бедным людям за 60 было очень плохо — задыхались, стонали и маялись. Так тяжело переносили болезнь! Было ощущение, что увозишь их в последний путь.

— Значит, работаете на ковидных вызовах?

 — Люди очень напуганы. Вызывают и спрашивают: «У меня точно не ковид?». А я же по глазам не могу диагноз поставить, надо анализы сдавать. Некоторые просят на месте вызова сделать КТ — такое к нам в машину не поместится.

— У скорой четкие регламенты и отработанные действия. А приходится ли отступать от них ради пациента?

 — Часто задерживают пациенты преклонного возраста. Им скучно и не с кем поговорить. Они начинают рассказывать свою жизнь, как и чем они болеют, что принимают. Бывает, принесут свою аптечку, перебирают и консультируются. А мы же не имеем права ни назначать, ни менять чье-то лечение. Можем только подсказать — это от давления, это мочегонное.

— Самые частые претензии к скорой помощи — кто-то не может дождаться машины? Почему так происходит?

 — Наши вызовы делятся по категориям срочности. Первая — это ДТП, пожары и люди без сознания. Они требуют незамедлительного оказания помощи. Вторая — это сердечные приступы, роды, травмы с кровотечениями. Третья — это нетяжелые пациенты в общественных местах, травмы без кровотечения. Бабушки в аптеке с давлением — сюда же. Четвертые — тоже не срочные, это больные животы, старые травмы, остеохондроз. Шестая срочность — перевозка по направлению поликлиники. Если есть срочные вызовы, то все остальные автоматически отодвигаются. Потому «температура» и «больной живот» могут ждать машину 3-4 часа. В любом случае диспетчер не отправит на больной живот, если будет «висеть» ДТП. Люди порой и рады самостоятельно отправиться в больницу, но не знают, какой стационар дежурит. Думаю, наши диспетчеры подскажут, если им по телефону объяснить ситуацию.

— Есть ли жизнь после тяжелых смен? Чем вы увлекаетесь?

 — Люблю кататься на коньках зимой и на роликах — летом. Стараюсь поддерживать в себе спортивный дух. Я энергичная и не могу сидеть без дела.

— Медицина — это дело вашей жизни?

 — В другой профессии я себя не вижу. Пробовала в кабинете сидеть — это не мое.

— Часто ли вот так, как на прошлой неделе, вас благодарят за работу?

 — Так торжественно, как с этим ДТП, редко. Но на месте вызова всегда спасибо говорят. Летом был случай: молодой человек поел меда, и у него случился анафилактический шок. Мог погибнуть в течение нескольких минут. Когда мы приехали, он уже не вставал, пульса не было, но каким-то чудом оставался в сознании. Мы его стабилизировали, увезли в больницу. Вот он был нам тоже благодарен.

Тюменская интернет-газета «Вслух.ру», журналист Ольга Никитина. Фото из архива медицинского работника.